Нужно выучить один текст по выбору.
(С. 183-184 учебника)
Степь чем далее, тем становилась прекраснее. Тогда весь юг, все то пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию, до самого Черного моря, было зеленою, девственною пустынею. Никогда плуг не проходил по неизмеримым волнам диких растений. Одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытоптывали их. Ничего в природе не могло быть лучше. Вся поверхность земли представлялася зелено-золотым океаном, по которому брызнули миллионы разных цветов. Сквозь тонкие, высокие стебли травы сквозили голубые, синие и лиловые волошки; желтый дров выскакивал вверх своею пирамидальною верхушкою; белая кашка зонтикообразными шапками пестрела на поверхности; занесенный бог знает откуда колос пшеницы наливался в гуще. Под тонкими их корнями шныряли куропатки, вытянув свои шеи. Воздух был наполнен тысячью разных птичьих свистов. В небе неподвижно стояли ястребы, распластав свои крылья и неподвижно устремив глаза свои в траву. Крик двигавшейся в стороне тучи диких гусей отдавался бог весть в каком дальнем озере. Из травы подымалась мерными взмахами чайка и роскошно купалась в синих волнах воздуха. Вон она пропала в вышине и только мелькает одною черною точкою. Вон она перевернулась крылами и блеснула перед солнцем… Черт вас возьми, степи, как вы хороши!..
(С. 217-218 учебника. Для удобства текст разбит на дополнительные абзацы.)
Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки. Все взяли бусурманы, все пропало. Только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, сирая, так же как и мы, земля наша! Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чем стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества!
Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь — и там люди! также божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, — видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа, — любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе… <…> Нет, так любить никто не может!
Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства.
Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснется оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело.
Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, — так никому ж из них не доведется так умирать!.. Никому, никому!.. Не хватит у них на то мышиной натуры их!
Как за черный Ерек,
Как за черный Ерек ,
Ехали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылся берег, и покрылся берег
Сотнями порубаных, постреляных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
А первая пуля, а первая пуля,
А первая пуля братцы ранила коня.
А вторая пуля, а вторая пуля,
А вторая пуля в сердце ранила меня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
А жене заплачет, выйдет за другого,
За мово товарища, забудет про меня.
Жалко только волюшку,
Да широко полюшко,
Жалко мать-старушку да буланого коня.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Кудри мои русые, очи мои светлые
Травами, бурьяном да полынью зарастут.
Кости мои белые, сердце мое смелое
Коршуны да вороны по степи разнесут.
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом не приходится тужить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом любо голову сложить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим атаманом любо голову сложить!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!
С нашим любо голову сложить!
Припев:
Смотри, несётся конница,
Степная вольница
Полков суровых казаков
Из тьмы веков.
Ночь молит остановиться,
Месяц бреет скулы, лица,
Вьются над папахой чубы,
Хлещет ус, сверкают зубы.
Припев:
Степь шальная войско мчит,
Ворон гибельный кричит.
Летит, рискуя головой,
Казак лихой!
Мать-отца рыдать оставим,
Навсегда постель заправим,
К сердцу — горсть земли родимой,
Да взасос — уста любимой.
Припев:
С правдой-маткой под уздцы
Уезжали молодцы
Отведать желчь полынную,
Судьба фамильная…
И степь шальная войско мчит,
Ворон гибельный кричит.
Летит, рискуя головой,
Казак лихой!
Кони ржут, котёл бурлится,
Дым от трубочки клубится.
Каша, брага, песня, пляс
И зыбка в предрассветный час.
Припев:
Ой, казак, гуляй пока,
Дай поспать своим врагам,
Но в поле диком есаул
Опять зовёт зарю…
И вновь несётся конница,
Степная вольница.
Летит, рискуя головой,
Казак лихой!
Как степь шальная войско мчит,
Ворон гибельный кричит.
Летит, рискуя головой,
Казак лихой,
Казак лихой!